— Без протеза не пойду! Не имеете права брать инвалида без протеза! Есть закон!
Веселый распорядился надеть Притыкину деревянную ногу, и санитары принялись всовывать культю в ложе протеза. У них ничего не получалось, однако наручники со старика снять не решились, а он еще и мешал, капризничал — кое-как приделали деревяшку, затянули ремни поверх брюк и повели вперед.
— Ты меня прости, — вдруг повинился тесть перед Мавром, — я сдуру накинулся, вот нас и повязали под шумок. Перепутал я…
А спустя три минуты, когда ковылял по лестнице вниз, обвисая на руках санитаров, неожиданно похвастался:
— Эх, зятек, какую ногу я себе сделал! Мне один мужик с Украины болванку привез, старая акация. Кость, а не дерево! Не износить!.. Жалко, обуть не успел, замызгаю в грязи, размокнет…
Белая деревянная ступня ковыряла грязь, между аккуратно выточенными пальцами фонтанчиками выжималась снежная каша…
Их привезли в районный отдел милиции и посадили за решетку напротив дежурного. В клетке было еще человека четыре, сидящих по углам, будто рассорившаяся компания, но при появлении новичков, все вытаращились, и кто откровенно, кто искоса, стали рассматривать увешанного орденами генерала. А они устроились на скамейке бок о бок с тестем, помолчали, осваиваясь в новом пространстве.
— Ты извини меня, — вдруг сказал Василий Егорович, глядя в сторону. — Обознался… С ментом одним спутал, энкавэдэшником. Здорово похож. Вот только забыл, на какой щеке у него шрам, — на левой или правой?
Клетка на него подействовала неожиданно: стал мягкий, рассудительный, враз исчезла нервность и скачки настроения. Он будто бы успокоился, угодив в привычное место.
— Сколько ты отбарабанил? — между прочим спросил Мавр. — Судя по наколкам, в авторитете был…
— В общей сложности тридцать один и пять ссылки, — с достоинством сказал и глаза больше не прятал под бровями. — И все в этих краях…
— Пятьдесят седьмая?
Тесть загадочно усмехнулся, взгляд потеплел — юность вспомнил…
— Ты-то, вроде, тоже… барабанил?
— Почти столько же. И до сих пор в ссылке.
— Ох, и не прост же ты, герой! Темнила… Извини, я тут камуфляж тебе немного попортил, — кивнул на оторванный погон. — И картавого оторвал…
— Пришьешь и приделаешь! Ты же у нас рукодельный.
— Выпустят — пришью, — пообещал он. — Как ты мыслишь, долго нам париться?
— Я ваших ментов не знаю. Скорее всего, круглые дураки. Значит, ночь пропарят точно…
— Они тут не дураки! Далеко не дураки.
— Что же тогда хватают генерала, Героя Советского Союза, да еще в наручники?
— Я таких «героев» повидал. Мода вернулась, что ли?
— Какая мода?
— Под служивых косить.
— Да пошел ты… папочка!
Тесть отстегнул ремни протеза, размял культю руками.
— Ты вот что скажи мне, умник. До каких пор нас ломать будут через колено? Ведь уж никаких сил нет у людей! Ведь когда поднимемся — всем тошно будет.
— Это кто поднимется? Ты на деревянной ноге?
В это время к клетке подбежал опер с ключом, отомкнул замок, сказал звенящим голосом:
— Коноплев, на выход!
Мавр взял шинель на руку, надел фуражку.
— Завтра поезд утром. Смотри, не проспи. Накажи дежурному, чтоб разбудил в семь.
— Думаешь, выпустят? — безнадежно спросил тесть.
— Билеты купят и к поезду принесут.
— Жалко, так и не побываю в Крыму, в море не покупаюсь…
— Томила проводить придет на вокзал, — он притворил за собой дверь и тут же очутился под опекой конвоиров. — Не проспи, я рано заеду!
На улице перед ним распахнули дверцу «Волги», помогли сесть на заднее сиденье, и Мавр увидел на переднем лысоватого, с тонкими рыжими усиками, человека. Он покосился на арестованного, задержал взгляд на орденах, сказал добродушно:
— Ну что, генерал, поехали?
— А вот фамильярности не люблю, — сказал Мавр высокомерно. — И неплохо бы представиться. Как положено.
— Подполковник Рябов. Устраивает?
— Начальник управления на месте?
— К сожалению, в командировке. И будет через трое суток, не раньше, товарищ генерал-лейтенант, — выговаривал тщательно, издевался. — Если есть настроение подождать, отведу в камеру, ждите. Нет — придется беседовать со мной.
— Придется так придется…
— А погон мы тебе пришьем.
Мавр лишь усмехнулся и, склонившись к его уху, обронил низким урчащим басом:
— Шей. Да смотри, не уколись.
Спустя четверть часа, уже в своем кабинете местного ФСБ Рябов попросил снять китель, дескать, портному снесут, и вдруг стал жестким и категоричным.
— На каком основании вы носите генеральскую форму?
— Юношеская мечта! — засмеялся Мавр. — Очень уж хотелось стать генералом. Да… Теперь вот в детство впадаю, вернее, в юность. Женился вчера…
— Это известно, — перебил он. — Отвечайте на вопрос!
— Форму купил на рынке. Знаешь, приятно, все-таки еще уважают генералов в нашем отечестве.
Подполковник вызвал конвой и отправил Мавра в одиночку. Камера в подвале оказалась холодной, а он остался в одной рубашке с погонами, и через час южный житель начал мерзнуть.
Он постучал в дверь, попросил дать ему одеяло, однако дежурный заявил, что постель выдается только на ночь, а так не положено. И все-таки спустя еще час принес ему шинель с оторванными погонами и петлицами.
— Это что такое? — прорычал Мавр. — Кто посмел снять погоны?!
— Не знаю, — дежурный запер решетчатую дверь. — Обращайтесь к начальству.
Завернувшись в шинель, он просидел до ужина, а на ночь дежурный принес тюфяк и одеяло. Несмотря на холод, Мавр снял рубашку и брюки, чтоб не помять и завалился спать.