Сокровища Валькирии. Хранитель Силы - Страница 40

Она узнала его сразу, отступила, раскинула руки, словно хотела обнять.

— Князь!.. Боже мой, какими судьбами?

Мавр ступил через порог и закрыл за собой дверь.

— Мое почтение, Татьяна Павловна, — сдержанно проговорил он. — Думал, и тебя не найду. С утра объездил всю Москву — одни провалы. И у тебя табличка оторвана…

— Дети собирают цветные металлы, — пояснила она. — Снимайте пальто и проходите! Столько лет жду вас, дорогой Александр Романович…

— Почему не восстановила?

— Не успела, князь… Да и кроме вас, кто еще придет? — она барственно прошла в просторный зал, взяла со стола «Беломор» и закурила.

— Что произошло с квартирами на Беговой и в Сокольниках?

— Они давно пропали, Александр Романович. Я и не отстаивала… Зато на Гарибальди все в порядке.

— Это мне известно, — строго сказал Мавр и сел в кресло. — Сейчас там находится мой тесть. Так что там появляться нельзя.

— Ясно, — обронила она, не скрывая любопытства. — Вы что, женились?

— Что случилось с Кручининым? — пришлось прервать ее лирическое настроение.

— Он выбросился из окна…

— Знаю! Меня интересуют обстоятельства.

— Его пытали, требовали назвать номера счетов в зарубежных банках, имя распорядителя финансов, руководителя группы специальных финансовых средств, — Татьяна Павловна подняла взгляд, полный достоинства. — То есть вас… Чтобы не выдать, он воспользовался моментом и прыгнул… Вдова сказала, Кручинин боялся боли.

— Кто пытал?

— Фамилии есть…

— Почему сразу не сообщила? Четыре года прошло!

— Были официальные сообщения, — она смутилась. — После путча… Я решила — вы прочитаете…

— Меня уже тошнит от газет! Их выходит уже тонны!

— На будущее учту, — покорно опустила глаза.

— Хорошо, — Мавр слегка расслабился, достал из визитного кармана бумажку. — На этот счет в Ярославль следует перевести один миллион долларов. По обычной схеме.

Она взяла бумажку, ответила, как солдат:

— Будет сделано.

— Мне сейчас наличными тысяч двадцать…

Татьяна Павловна тотчас открыла встроенный в стену сейф и принесла деньги.

— На квартире в Сокольниках хранились образцы акций…

— Мы смогли изъять их, находятся здесь…

— Они нужны мне сейчас.

Удалившись в другую комнату, она вышла через минуту с тугим канцелярским пакетом.

— Вот… Все здесь.

— И еще… — Мавр распихал деньги по карманам, во внутренний убрал акции. — Ты сообщила, что журналист Хортов случайно вышел на тему о немецких ценных бумагах.

— Да, через своего информатора в ФСБ.

— Что же он делал в Германии?

— Служил, он в прошлом военный. Последние годы — в особом отделе западной группы…

— А женился на немке тоже случайно? Сумел университет закончить… Не слишком ли много совпадений?

— Журналистом занимался Бизин, — виновато сказала Татьяна Павловна.

— Мне надоела его самодеятельность! — обрезал Мавр и встал. — Где у него резиденция?

— В Переделкино, — она тоже поднялась. — На фронтоне герб… Осталась единственная квартира на Гарибальди… Я выдала необходимую сумму, и он купил писательскую дачу…

— Не слишком жирно ему — дачу?

— Время такое, князь… Возможно, мне придется тоже перебраться в Переделкино. Наш дом специально не ремонтируют, часто отключают тепло и свет, готовят к расселению и продаже. Богатые люди не могут жить на окраинах, требуют от властей элитные дома в центре…

— Ладно, и с этим разберемся, — Мавр стал надевать пальто. — Будь начеку, Татьяна Павловна. Начинаем работать.

— Я готова! — отрапортовала она. — Неужели и чаю не выпьете?

— После победы чай, — улыбнулся он и затворил за собой дверь.

* * *

Сверхсекретная операция не отразилась ни в каких документах, не имела условного названия, и руководитель ее был человеком для участников неизвестным и безымянным, мало того, обряженным в немецкую форму капитана СС, прикрытую сверху кожаным плащом без знаков отличия.

Забрасывали группу старым казачьим способом, по-пластунски через нейтралку, через минные поля, колючую проволоку, сквозь боевое охранение в виде пулеметчиков из спецбригады СС, сквозь эшелонированную оборону, мимо дотов, бронеколпаков, врытых танков и орудий. Двенадцать офицеров и старшин, разбившись по парам и тройкам, после мощнейшей артподготовки семь часов просачивались в тыл противника. Из-за дождей и апрельской грязи в последний момент полковник Пронский отдал приказ упаковать немецкую форму и переходить линию фронта в гражданской одежде, поэтому каждый кроме усиленного боезапаса тащил еще и пухлый вещмешок. Группе это сразу не понравилось, даже ропот послышался, мол, мы не пехота, чтоб ходить, как вьючным животным, налегке привыкли, с легким «шмайсером» да ножиком. Пронский заметил, кто мутил воду, — невысокий, всегда замкнутый старшина с тонкими усиками на верхней губе. Запомнить все фамилии он не успел, да и не было особой нужды: за личный состав отвечал начальник разведки дивизии майор Соболь. Капитан подозвал знаком этого старшину, велел Соболю выдать тому документы, награды и отправить в часть. Начальник разведки исполнил приказ, но через несколько минут стал ходить по пятам. Он не знал ни фамилии капитана, ни его звания и называл по радиопозывному.

— Товарищ Глория, я прошу вас оставить Сыромятнова в группе. Я его хорошо знаю, товарищ Глория, он всегда такой был.

— Плохо, что не перевоспитали, — отмахнулся Пронский. — Условие вам известно — беспрекословное подчинение.

Соболь знал, что отмаливает у капитана со шрамом судьбу этого старшины, ибо отчисление из группы за неисполнение приказа ему грозило трибуналом.